Сегодня, 29 ноября, исполнилось 5 лет, как из жизни ушла Белла Ахмадулина – неповторимое лицо великой русской поэзии последних десятилетий XX столетия.
О ней можно писать бесконечно много и только в восторженной тональности. Что, собственно, и делают и её сотоварищи по профессии и призванию, и литературоведы, и – самое главное! – многомиллионные почитатели её необыкновенного таланта. В моём несколько наивном и досужем представлении Белла Ахмадулина была и остаётся Богиней, случайно залетевшей на нашу грешную Землю. И, безусловно, облагородившей её.
Она была открыта всему миру, и. в свою очередь, помимо России, особенно любима и ценима в Италии и Грузии. В Италии – наверное, потому, что в её жилах по материнской линии текла апеннинская кровь, а ещё потому, что очень дружила с выдающимся деятелем культуры Тонино Гуэрра. Не случайно, именно там учреждена теперь литературная премия «Белла». А в Грузии, которую она посетила впервые в 70-годы, она нашла огромную поэтическую концентрацию многих своих мыслей и чувств, и эмоционально – темпераментных людей, готовых носить её на руках. Не случайно, Белла выпустила сборник стихов «Сны о Грузии», а в её переводческой деятельности самое достойное место занимали Николаз Бараташвили, Галактион Табидзе, Симон Чиковани, Ираклий Абашидзе. Кстати говоря, когда последний вместе с Расулом Гамзатовым был у меня дома, мы сразу же нашли общий язык, выражая восхищение удивительной мелодичностью ахмадулинского стиха. Надо было видеть, как этот большой, очень красивый мужчина своим хриплым голосом нежно произносил: «Наша любимая Бэллочка!».
В достаточно бурной и яркой жизни Беллы Ахатовны итальянские и грузинские эпизоды были очень значимы и дороги – это известно многим. Но мало кто знает, что в памяти поэта был и другой, пусть маленький, эпизодик, связанный с Ташкентом. Справедливости ради надо заметить. что эта крохотная страничка не переросла в объёмный эпизод, отнюдь не по вине или желанию самого Поэта (просвещённые читатели. конечно же, знают, что Ахмадулина не признавала определения «поэтесса»). Если вы хоть сколь-нибудь заинтригованы, то не без некоторого сомнения поведаю Вам одну историю конца 70 – начала 80-х годов.
В один из погожих завершающих дней 1976 я случайно услышал, что в бывшем Доме Знаний. что располагался рядом с театром Навои, должен состояться поэтический вечер Беллы Ахмадулиной, приехавшей из Москвы, видимо, по линии Бюро пропаганды советской литературы. Я обожал её творчество, был влюблён в её образ, знакомый по нескольким кинофильмам, прежде всего – по шукшиновской картине «Живёт такой парень» и по ленте Марлена Хуциева «Застава Ильича», и поэтому попросил руководство общества «Знание» выделить мне место в зале. По окончании вечера, находясь под впечатлением магии её стихов и манеры говорить, я рванулся навстречу, когда она под несмолкаемые аплодисменты неспешно двигалась к выходу и встал на колени. Мой искренний порыв тронул её, она остановилась и протянула свою руку, которую я немедленно осыпал поцелуями. Мы разговорились, я попросил её подарить мне предстоящий вечер для совместного общения. Получив её благосклонное согласие, я тут же попросил своего сподвижника и друга Агзама Тураханова организовать ужин на двоих в незаметном, но уютном месте. Там мы много говорили, и не только о поэзии. Поняв, что Белле было со мной нескучно, я осмелился затем пригласить её ко мне домой. Желая хоть как-то разделить свою радость от общения с этой лучезарной женщиной, я предложил разделить нашу встречу моего друга художника Рузи Чарыева, соседей – кинорежиссёра Дамира Салимова и его жену востоковеда Фариду, а также приехавшего из Москвы на конференцию по проблемам кино коллегу моей супруги доктора философских наук Олега Макарова. Разумеется, присутствовали и мои дети, усердно ухаживающие за высокой гостьей. Стол был богатым и разнообразным, удачно сочетая в себе изыски и европейской и узбекской кухни. Все, кто ранее бывал у нас дома, знают о непревзойдённых кулинарных способностях и дизайнерских вкусах моей жены Саодат, поэтому, думаю, охотно поверят в то, что угощенья произвели впечатление. Белла при входе воскликнула: «Какое сонмище красавиц!», а уже усевшись, не преминула заметить: «Какой роскошный стол!». Впрочем, ела она до обидного мало, но постоянно пила и почему-то немного нервничала. Во всяком случае, нежданно досталось Рузы: «Ты кто – художник? Ну и малюй себе!» Явно возбуждённой она была и после, когда я проводил её в гостиницу «Ленинградская» (ныне «Осиё Гранд»). Там мы ещё живо пообщались, находясь в состоянии упоительного опьянения. Вернулся домой я глубокой ночью, благо ждала меня служебная машина. Наутро она улетела домой, в Москву. Больше мы с ней никогда не виделись.
Но через некоторое время в канун Нового Года я нежданно получил почтой небольшую бандероль, в которой оказалась её книжка «Стихи». На обеих страницах титульного листа размашистым почерком был написан следующий текст: «Милый, дорогой Ало Ходжаев! Я благодарю Вас – правда! – за Вашу ко мне изысканную доброту и тонкость. Я знаю, что мы не однажды увидимся, и я всегда буду к Вам – с любовью и доброй памятью об этом дне. Ваша Белла Ахмадулина. 29 декабря 1976»
Последующая история трудно объяснима мною самим. Я ни разу ей не писал и не звонил, даже находясь в Москве. Почему? Наверное, потому, что считал себя недостойным быть в ряду её близких, среди которых были знаменитые мужья – и Евгений Евтушенко, и Юрий Нагибин, и Борис Мессерер, чьей супругой она стала за год до нашей встречи и о котором она очень тепло отзывалась в наших разговорах. Может быть, и потому, что не был готов к постоянно близкому уровню наших отношений – и в силу моей занятости, и, опять-таки, из-за боязни выглядеть «белой вороной» среди её окружения. Я тепло думал – ни с кем не делясь! – о нашей промелькнувшей как быстрая молния встрече, но не более. А она, видимо, нет.
Как-то раз, без всякого предупреждения ко мне в кабинет заявился Тимур Пулатов, известный прозаик, будущий 1-й секретарь Союза писателей СССР и Конфедерации Союзов писателей стран СНГ. Я восхищался его романами и рассказами, но никогда не был душевно близок, даже наоборот. Он тогда уже жил в Москве и его нежданное появление мною было воспринято как визит вежливости, впрочем, совсем необязательный. Мы заговорили ни о чём, при этом он очень пристально и даже враждебно, с каким–то недоумением, смотрел на меня. Вдруг он упомянул о моём знакомстве с Ахмадулиной. Я ответил, что, действительно, имел такое счастье. После чего, не попрощавшись, Пулатов стремительно вышел. Я был в недоумении, но отнёс его странное поведение к свойствам его же непростого характера. Значительно позже я понял, что визит литератора был не случайным – наверное, Белла попросила его помочь разобраться в причинах моего непонятного молчания. А может, он по собственной инициативе хотел ещё раз посмотреть на меня, чтобы понять – чем я заслужил внимание тогдашней «королевы» русской поэзии. На этот вопрос может ответить теперь только он.
Прошли годы. В августе 1980 года, после полугодовой командировки в бушующем Афганистане, я наслаждался родным Ташкентом, покоем и друзьями. В один из дней, предварительно позвонив, ко мне зашёл активный литературовед, автор монографий на русском языке о Гафуре Гуляме и Зульфие Адхам Акбаров. Ранее он работал в ЦК партии и часто выполнял задания Ш.Р.Рашидова по укреплению творческих связей с Москвой, где таким образом был хорошо известен в литературных кругах. Наша встреча оказалась весьма короткой. Адхам Ибрагимович уведомил, что только приехал из столицы и выполняет поручение Беллы Ахмадулиной. Вручив мне книгу «Метель», он добавил, что Белла Ахатовна просила, чтобы я обратил внимание на одно из стихотворений. «На какое?», – спросил заинтригованный Адхам. «Он сам поймёт» – лаконично ответила Белла. Вот какая дарственная надпись была на книжке: «Дорогой Ало! Много времени спустя всё же сдерживаю обещание – посылаю Вам книжонку и мой нежный привет вашим очаровательным жене и дочери. С благодарностью вспоминаю Ваше радушие и незабываемые манты. Не серчайте на меня. Примите мои самые добрые пожелания. Белла Ахмадулина.22 августа 1980».
Я тут же лихорадочно стал вчитываться во все стихи сборника. Их оказалось 51, но ни одно из них некоим образом не связывалось со мной или Ташкентом. Кроме одного, под названием «Прощание». Оно стало широко известным после выхода фильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или с лёгким паром», где прозвучало в песне “А напоследок я скажу” моего хорошего знакомого Микаэла Таривердиева.
Не знаю, возможно я и ошибаюсь, но публикация этого стихотворения как-бы ставила окончательную точку в наших и без того свёрнутых отношениях. Собственно, сама её дарственная надпись убедительно свидетельствовала о том же. Я несколько раз перечитывал её. В ней каждое слово было продуманным. Очевидно, она полагала (ошибочно!), что на меня повлияла ревнивая жена, которую она задним числом решила поблагодарить за «незабываемые манты». Вполне объяснимая мнительность подвигла её добавить «Не серчайте на меня». Или всё-таки малюсенькая надежда на ответ, на опровержения, на объяснения, в конце концов? Хотя заканчивалось обращение ко мне без символической концовки «Ваша» – просто «Белла Ахмадулина». На то время я уже совсем не заслуживал ни нежности, ни следования почти обязательным правилам эпистолярного жанра. И поделом!
Моя краткосрочная связь с поэтом в Узбекистане была практически не замечена. Правда, лет 10 назад я был приятно удивлён, узнав, что тогдашний министр внутренних дел республики Закир Алматов в кругу близких признался, что в своё время был потрясён, увидев, как галантно Ало Максумович ухаживал за Беллой Ахмадулиной. Удивился я прежде всего потому, что сугубо прозаический милицейский начальник знал– кто такая Ахмадулина. Как-то на одном из «пловов» я решил подойти к министру и спросил – откуда он знает о моём знакомстве с Беллой Ахатовной? Объяснение оказалось предельно простым – вышеупомянутый Агзам Тураханович поручил тогдашнему начальнику Ташкентского (сельского) РОВД, кем работал в то время Закир Алматович, обеспечить возможность спокойного проведения нашего ужина в одной из точек общепита. Наверное, в абсолютно беспокойной жизни милицейского служаки были сотни, а то и тысячи подобных событий, а он, тем не менее, запомнил эту необычную встречу и само имя незауряднейшего поэта. Ей-Богу, это делает ему честь!
А многие ли знали об этом кратком увлечении Беллы в самой Москве? Полагаю, что кое-кто знал. В первую очередь – муж, прекрасный художник Борис Мессерер. Исхожу из принципиальности честности и открытости Беллы Ахатовны, которая не могла не поделиться со своим супругом о её новом страстном поклоннике. Тем более, в определённой степени терзающими её сомнениями. Тот же Тимур Пулатов. И он, и сам Борис Асафович могли бы приоткрыть завесу этой тайны, если только не сочтут, что слишком много чести для моей, по большому счёту, не слишком заслуживающей персоны.
Впоследствии мне стало понятно, что, несмотря на все мои попытки хоть чуть-чуть оправдать себя, я был не вправе подвергать великую женщину минутам и даже многим месяцам горечи от несбывшихся её надежд и планов. Сознаюсь, что много позже, в 1997 году, в преддверии её 60-летнего юбилея, я написал восторженное и покаянное письмо, но… так его и не отправил. Кажется, не нашёл её адреса, а искать через других не решился, боялся выглядеть претенциозным и фальшивым.
Я и сейчас не уверен – надо ли бы ворошить былое? И всё-таки, как видите, написал. Тому есть важная для меня причина. Дело в том, что несколько лет назад во время ремонта нашей квартиры, часть моей библиотеки была перенесена в неиспользуемый по прямому назначению гараж, находящийся на соседней улице. И в одну из «прекрасных ночей» гараж был вскрыт и начисто обворован. Пропали ковры, люстры, другой домашний скарб и большие коробки с книгами, в числе которых было много дарственных. Не помогли ни обращение в милицию, ни расклеенные мною повсюду листочки, где я молитвенно просил вернуть мне только книги с автографами – остальное я готов был простить похитителям. Тщетно. Только известный камерный дирижёр Эльдар Азимов при случайной встрече, хитровато улыбаясь, предупредил, что мне должны позвонить. Увы, никаких звонков так и не было. Я клял себя неимоверно, ведь никаких других свидетельств нашей связи с моим кумиром не оставалось. А иной раз мне начинало казаться, что всё это – плод моего больного воображения. «а может мальчика – то и не было?». И вдруг, в один действительно прекрасный день, я открыл один из нижних ящиков моего универсального стеллажа и там – на самом видном месте – увидел две искомые книжки Б. Ахмадулиной. Радости моей не было предела, я прыгал, как мальчишка, обзвонил всех сочувствующих мне друзей. Но и задумался – жизнь постепенно идёт к закату, мои внуки подвластны другим интересам, эти бесценные книжки вновь наверняка пропадут и никого это уже не «заколышет». Я решил, что мистическое возвращение именно этих дорогих для меня фолиантов – это знак свыше: я обязан хоть как-то запечатлеть её выразительные надписи и донести пусть всего лишь для пары сотен читателей красноречивый факт настроенческого каприза «самого лучшего современного поэта России», как высказался другой великий поэт, Лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский.
Попутно замечу. что если бы не политическая подоплёка, нобелиатом должна была бы по справедливости, стать и Белла Ахмадулина. Но вернусь к своим воспоминаниям. Я считаю себя во-многом счастливым человеком, потому что был знаком с Беллой Ахмадулиной, потому что был ей не безразличен, потому что сумел устоять перед соблазном бахвалиться нашими отношениями, потому что все эти десятилетия ревностно берёг гордое и чистое имя Божественной Беллы.
Ало Ходжаев.
http://ca-dialog.org/
Ўхшаш мақолалар йўқ.
МАҚОЛАНИ ДЎСТЛАР БИЛАН БАҲАМЛАШИНГ
Leave a Comment
Фақат 500 белгигача рухсат этилади. Мақола ёки хабарларни
МАҚОЛА ВА ФОТОСУРАТЛАР ЖЎНАТИШ ёки Биз билан алоқа шакли орқали жўнатинг.
